Виктор Васильевич Тихонов ушел из жизни более десяти лет назад, но его творческое наследие, вклад в развитие отечественного хоккея и его личность – сложная, цельная и противоречивая – до сих пор остаются предметом анализа и оценок. С тех пор нет-нет да и возникают споры, которые, как правило, быстро затухают, поскольку часто сводятся к полярным, черно-белым суждениям: «или хорошо, или плохо». Однако для фигуры такого масштаба резкие оценки неприменимы. Тренер Тихонов, несмотря на кажущуюся закрытость, был полностью виден в своем величии и максимализме, который порой казался фанатизмом. Тихонов-человек был личностью многогранной, менявшейся, пусть и незначительно, вместе с окружающим миром.
Мальчишка с Малой Сухаревской пережил войну в достаточно сознательном возрасте. Он рано потерял отца, Василия Прохоровича, который погиб под Сталинградом, хотя имел бронь как работник оборонного завода, но ушел в ополчение. Виктор Васильевич познал голод и холод: однажды жизнь его семьи спас мешок картошки, выменянный матерью в Подмосковье на последние вещи. Помогая матери, после четвертого класса он пошел работать учеником автослесаря в Бахметьевский автопарк, доучиваясь уже в конце войны. Это начало трудового пути во многом сформировало его отношение к жизни и работе. Память о войне была для него священна: если 9 мая он оказывался в Москве, обязательно приходил к Большому театру, где собирались фронтовики, чтобы обнять однополчан своего отца, которые прекрасно его помнили. Эта важная деталь, о которой Тихонов не любил распространяться, как и о многом личном.
Однажды на мой вопрос о Тихонове один известный хоккеист ответил: «Как тренера – ценю и уважаю, как человека – не переношу». И нельзя списать это лишь на «тяжелое время». Тот же Анатолий Владимирович Тарасов, несмотря на репутацию диктатора, часто вспоминается игроками с благодарностью за человечный подход, за то, что «личность Тарасов не ломал». Хотя и тут возможны разные мнения, показательно, что в своих книгах Тарасов находил добрые и даже восхищенные слова для многих звезд, даже тех, с кем у него были очень натянутые, а то и отсутствующие отношения.
С Виктором Тихоновым такого преображения не произошло, хотя со многими, с кем он был в ссоре, в итоге и пожал руки. Впрочем, «ссора» – не совсем точное слово. Будучи в силе, Тихонов не ссорился, он «вычеркивал» человека, если тот, по его мнению, совершал что-то, противоречащее его устоям. Попасть в немилость к Тихонову означало, скорее всего, покинуть команду. Игроки ЦСКА, оказавшиеся под его началом, очень быстро это усвоили. Речь шла не только о нелегких учебно-тренировочных буднях с легендарным «Сантьяго» (16 беговых отрезков по 400 метров с короткими паузами, которые даже верный сторонник Тихонова Алексей Касатонов называл пыткой) – дело было в отношении. Тихонов пришел не просто навести порядок, он пришел с глубоким осознанием миссии – снова вывести базовый клуб сборной, а вместе с ним и саму сборную, на высочайший уровень и удерживать его как можно дольше.
Его приход в сборную и ЦСКА в 1977 году теснейшим образом связан с Тарасовым. Мэтр еще был полон сил и, видимо, небезосновательно надеялся, что после не самых однозначных по результатам периодов Боброва и Кулагина сборную снова доверят ему. Тихонова, которого Тарасов не очень ценил как игрока и довольно скептически оценивал как тренера, мэтр поначалу не воспринимал как серьезного конкурента. Тихонов же, приняв ЦСКА, констатировал, что в «послетарасовской» команде отсутствовала не только «железная», но даже элементарная дисциплина по современным требованиям. К ворчанию Тарасова в высоких кабинетах он относился с иронией – за спиной у него была поддержка, о которой мэтр мог только мечтать.
Лидеры ЦСКА поначалу не принимали нового главного тренера всерьез. Для них он был лишь бывшим средним игроком и помощником Аркадия Чернышева, который что-то пытался сделать в Риге. Это «что-то» было вполне революционным: переход на четыре звена, интенсивный, можно сказать, тотальный хоккей, позволивший команде среднего состава подняться из второй лиги до четвертого места в высшей. Но ЦСКА Константина Локтева, хоть и считался недисциплинированным, за редким исключением, обычно обыгрывал тихоновских «бегунков» за счет мастерства. Будущее, однако, было за Тихоновым, и началось оно с объявления Локтеву об отставке прямо перед чемпионским банкетом.
Именно этические соображения не позволили Виктору Тихонову сразу дать согласие на переход, когда его вызвал в высокий кабинет председатель КГБ СССР Юрий Андропов. Второй вызов отказа уже не предполагал, хотя Тихонов понимал, какая его ждет жизнь. Андропов легкой жизни своему ставленнику и не обещал, но всем было ясно, чьей волей главный пост в советском хоккее занял специалист жесткий, требовательный и даже фанатичный. Попытки бунта, как, например, неудачное выступление Владимира Петрова на собрании по ходу первого для Тихонова чемпионата мира в Праге, были подавлены сразу и бесповоротно.
На том чемпионате мира Тихонов не включил в состав ни одного спартаковца. Он целенаправленно возрождал ЦСКА как базовый клуб, получив на это полный карт-бланш. Он считал, что его миссия оправдывает любые подходы, независимо от того, насколько они кому-то нравятся.
Любопытно, что в годы туманной юности армейский клуб дважды отказывал Вите Тихонову. Первый раз – после войны, когда способный футболист не прошел в основу юношеской команды. Пришлось пробиваться через «Буревестник», где он был капитаном и в 1948 году выиграл Кубок СССР с юниорской сборной Москвы. Он играл и в русский хоккей, и первыми из грандов его заметили динамовцы. Но опередили «летчики» Василия Сталина. По легенде, когда Витю Тихонова привезли на смотрины к хозяину ВВС прямо из его коммуналки, тот ограничился тремя словами: «Хороший молодой человек», что и решило судьбу кандидата. Здесь Тихонов также начинал с футбола, а в канадский хоккей его привлек не кто иной, как Всеволод Бобров, уже после гибели основного состава в авиакатастрофе 7 января 1950 года.
По комплекции защитник из худощавого Вити Тихонова был не идеальный, но он компенсировал это упорным трудом, настойчивостью, хорошим позиционным чутьем и быстрым освоением хоккейных премудростей. Звездой он не стал, но заслужил три чемпионских звания с ВВС. В 1953 году, после расформирования ВВС, старший тренер армейцев оставил Виктора Тихонова за бортом объединенной команды. Этим тренером был Анатолий Тарасов. Молодого защитника «подобрал» Аркадий Чернышев в «Динамо», где Виктор Тихонов в четвертый раз подряд стал чемпионом страны и еще почти десять лет преданно служил бело-голубым цветам.
Вот такой сложный расклад сложился к концу 70-х, в результате которого Виктор Тихонов, пройдя через многие препятствия, на полтора десятка лет стал главной фигурой в отечественном хоккее.
Снимков, на которых Тихонов улыбается, немного. Профессия сама по себе не располагает к безмятежности, но по строгости и выправке он мог дать фору любому, оказавшись здесь максималистом, причем абсолютно естественным – просто он так себя ощущал. Произвести впечатление – это не про Тихонова. Он предпочитал делать дело, держать максимально высокий уровень и ради этого не щадил никого, в том числе и себя. Отсюда все его величие и все его противоречия, подлинные и мнимые ошибки, лишь подчеркивающие значимость и неоднозначность личности Виктора Васильевича Тихонова – человека, который трижды приводил сборную СССР к олимпийскому золоту, восемь раз – к победам на чемпионатах мира, а команду ЦСКА – к 12 (!) подряд победам в чемпионатах страны. О своих 30 килограммах медалей он говорил совершенно серьезно.
Нравится кому-то или нет, но конец 70-х и 80-е годы прошлого века в хоккее, и не только в отечественном, стали эпохой Тихонова. Задачи руководства страны совпали с его личными убеждениями и амбициями. Свою миссию он видел в том, чтобы его хоккей был лучшим всегда и во всем. Отсутствие природной харизмы, отличавшее его от великих предшественников, компенсировалось невероятной работоспособностью, дотошностью и неустанным стремлением к совершенству. Отсюда жесткость подходов и требований: он проверял гармонию алгеброй, резал по живому, расставаясь с именитыми ветеранами, держал подопечных в узде и постоянном напряжении, не давал поднять голову никому из конкурентов, выжимая все соки из провинции. Для него существовали только ЦСКА и сборная страны. Обе команды прославляли страну и двигали мировой хоккей вперед, но цена для внутреннего развития хоккея оказалась чрезмерно высокой. Тихонов, однако, знал, во имя чего он это делает. Советская система оценила его титанические усилия, но важно понять, что оценила их и страна, готовая простить многое за счастье быть лучшей на планете не только в космосе, но и в хоккее.
Конечно, были и поражения, и очень громкие – то же американское «чудо на льду» на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде-1980 вошло в число знаковых спортивных событий столетия. Но были и эпические победы: Кубок вызова-1979, Кубок Канады-1981 (тот самый, без оставленного в Москве и погибшего в автокатастрофе Валерия Харламова). И вообще, по соотношению побед и поражений, почти полтора десятка лет равных Виктору Тихонову в мире не было. Есть совершенно невероятные факты: после Лейк-Плэсида национальная сборная за следующие четыре сезона не проиграла не то что ни одного матча – ни одного периода! Тихоновский ЦСКА мог за весь чемпионат потерять всего два очка, как случилось в сезоне 1983/84. Монополия не ведет к прогрессу, и эта обратная сторона медали предвещала большие потрясения. Но сборная показывала хоккей будущего, особенно в эталонном исполнении пятерки Фетисова-Ларионова. Ради такого великолепия на многие «мелочи» можно было не обращать внимания.
Эта пятерка – с ее феноменальным уровнем понимания игры, интенсивностью движения и мысли – стала высшим достижением Тихонова-тренера, его самым совершенным творением, главной гордостью, а затем, на рубеже 90-х, – и главной болью. Против него как человека системы восстали лидеры, жаждавшие другого отношения. Этот конфликт отражал драму страны, переживавшей обретение свободы, которая, как ни крути, требовала жертв. Игроки рвались за флажки, а для Тихонова «уехать» означало если не сбежать (на это решились молодые Александр Могильный и Сергей Федоров), то все равно – предать. Пройдет много времени, прежде чем былые противоречия покажутся главным участникам конфликта не такими уж важными. Но осадок остался.
На исходе нулевых в популярной рубрике «Спорт-Экспресса» «Разговор по пятницам» Виктор Васильевич обронил фразу, что любить игроков «совсем не обязательно». Возможно, эти слова вырваны из контекста, но в них, пожалуй, есть зерно его характера. И ему часто платили той же монетой.
Тихонов еще героически завоюет последнее олимпийское золото в Альбервилле-1992 – без многих своих лучших воспитанников, с командой, выступавшей под флагом СНГ. Это исчерпает инерцию удачи. Первый безмедальный чемпионат мира обозначит границу безнадежно уходящей эпохи, а первая безмедальная Олимпиада-1994 в Лиллехаммере подведет черту. Через пару лет раскол в ЦСКА позволит ему просто остаться в профессии, но уже без прежних привилегий. Общественность, не забывшая обид и уставшая от его диктата, вынесет беспощадный вердикт: «Ну, и где теперь великий тренер Тихонов?». А он будет работать наперекор всему, в совсем других реалиях, решая задачи, казавшиеся недостойными великого тренера, но не оставляя надежды, вызывая даже у недоброжелателей нечто похожее на сочувствие. Он еще ненадолго возглавит сборную России и пройдет через унижение чемпионатом мира в Остраве-2004 – картина завершающей провальный турнир пресс-конференции до сих пор стоит перед глазами. Но именно оттуда, с самого низа, начнется новый подъем отечественного хоккея. Осуществлять его будут другие люди, в том числе и прежде всего бывшие его подопечные, а значит и ученики. Каждый из них будет в разной степени благодарен ему за трудную науку. А Тихонов, занимая почетные должности и радея за ЦСКА, продолжит жить игрой по-прежнему – словно ничего не изменилось.
Он похоронит сына после его трагической гибели. Поздравит внука, ставшего лучшим нападающим победного для России чемпионата мира-2014 в Минске. Успеет увидеть ЦСКА на первой строчке турнирной таблицы. И уйдет в ноябре 2014-го, в бесснежное предзимье, оставив после себя наследие, которое не укладывается в рамки давно ушедшей эпохи. Конечно, его эпохи.
Игнат Светлов